— Но если пожелаете, вы можете послушать «Аиду» в Ла Скала. Милан — моя следующая остановка, — улыбнулась она. — Потом Рим, Венеция и краткий тур по Восточной Европе.
Сердцеед усмотрел бы в этих словах откровенное приглашение, но я-то знал, что для Селин они ничего не значат. Просто только что армия ее поклонников увеличилась на одного человека, а настоящая звезда никогда не упускает возможности подстегнуть интерес к себе…
— Как, должно быть, хорошо путешествовать по миру, — вежливо заметил я.
Всегда ненавидел так называемую светскую болтовню, когда абсолютные банальности изрекаются с видом откровений. Но сейчас я был счастлив, что многолетняя привычка дает мне возможность разговаривать с Селин, в то время как в голове нет ни одной мысли!
— В первые несколько месяцев — да, — кивнула она. — Но потом это ужасно надоедает. Везде одно и то же. И после спектакля, если честно, нет никаких сил для осмотра достопримечательностей. Я вижу лишь театры и гостиницы… И только сцена вознаграждает меня…
— Сцена и любовь поклонников? — предположил я.
— Да, — усмехнулась Селин. — И любовь.
Я слушал ее с открытым ртом. Я знаю, что влюбленный человек склонен выдумывать себе то, чего нет на самом деле, но я готов поклясться в том, что в глазах Селин мелькнуло какое-то особое выражение. Она словно спрашивала меня о чем-то… или намекала… или призывала к чему-то…
Но в этот момент наше уединение было нарушено. Новому гостю вздумалось побеседовать со знаменитостью, и мне пришлось отступить в сторону. Больше за весь вечер я не смог подойти к Селин и поговорить. Она все время была занята. За ней ухаживали, ей целовали руки и говорили комплименты, ее пытались увлечь, пленить, поразить…
Я никогда не был специалистом в сложной науке ухаживания за женщинами и не мог достойно соперничать со всеми этими ловкими господами, которые соревновались за право пододвинуть стул Селин или поднять упавший цветок или веер. Они как мухи жужжали вокруг нее, а она принимала ухаживания с благосклонной, но рассеянной улыбкой. Два раза мне показалось, что я поймал на себе ее внимательный заинтересованный взгляд, но, конечно, я ошибался. В каждом городе ей встречается сотня таких, как Майкл Фоссет. Королева не может помнить всех своих подданных, а им остается лишь наслаждаться ее далеким светом и не мечтать о большем!
Моей решимости помнить о Селин как о прекрасном недоступном видении хватило ненадолго. Я вернулся в Лондон, продержался ровно две недели (огромный срок, учитывая то, что о Селин я думал постоянно!) и рванул в Италию. Селин Дарнье была уже в Риме, где на первый же спектакль я послал ей корзину белых роз. Естественно, без визитной карточки. Она не должна думать, что я вульгарно пытаюсь завоевать ее расположение.
Все время, что Селин пела в Риме, я любовался ею из бельэтажа и посылал ей цветы. Таких, как я, было немало. В Риме Селин пользовалась, пожалуй, успехом даже большим, чем в Париже. Итальянцы намного экспрессивнее французов и уж тем более нас, англичан, и они приходили от Селин в неистовый восторг. А я был настолько глуп, что ревновал к каждому, кто осмеливался подойти к сцене и лично вручить красавице свой букет!
Затем была Венеция, где я попал на карнавал, устроенный специально для знаменитой певицы. На один вечер венецианский особняк на площади Святого Марка вернулся на несколько столетий назад. Домино и маски, скрывающие половину лица, костюмы, изменяющие до неузнаваемости, бесконечные танцы и фейерверки, свечи в высоких золоченых подсвечниках и конфетти… Если бы не маленькие катера за окном вместо проворных гондол, можно было подумать, что хозяин особняка и вправду изобрел машину времени и нашел способ забросить всех нас в шестнадцатое столетие.
Селин искренне наслаждалась праздником. Несмотря на маскарадный костюм, я сразу узнал ее. Только она умеет двигаться с такой фацией и достоинством, только она в состоянии носить старинное венецианское платье с пышными рукавами-фонариками с таким же шиком, как и современный наряд. Платье Селин было молочно-белого цвета, из расшитой золотом парчи. Ее блестящие черные волосы были уложены в высокую замысловатую прическу. В руке она сжимала атласную маску, поблескивающую драгоценными камнями. Селин часто улыбалась и веселилась от души.
Конечно, человеку, привыкшему к сценическим костюмам, маскарад кажется приятной забавой! Я же в нелепом наряде Пьеро чувствовал себя глупо и старался не попадаться Селин на глаза. Вокруг нее были блестящие сеньоры в бархате, и проворные мушкетеры, и рыцари, и Арлекины, и пираты… Зачем ей грустный неловкий Пьеро?
И все же я столкнулся с Селин носом к носу. После очередного танца я спасался бегством от одной назойливой хохотушки Коломбины. Спрятался за колонну и буквально налетел на Селин, которая обмахивалась своей маской как веером. Я обомлел и даже забыл поздороваться.
— О, мсье Фоссет! — воскликнула Селин. — Вам ужасно не идет этот костюм. Вам следовало бы нарядиться звездочетом или художником.
Я не мог вымолвить ни слова. Удивительным было то, что она узнала меня спустя три недели после нашего случайного знакомства, узнала в этом дурацком костюме. Более того, она запомнила мое имя! От счастья голова шла кругом…
— К сожалению, мне не подвернулось ничего более достойного, — ответил я. — В этом костюме я действительно выгляжу глупо.
— О нет, не глупо, — покачала головой Селин и улыбнулась так, что мое сердце на секунду перестало биться. — Просто намного красивее было бы… Хотя нет, не то…